All we are is dust in the wind
Вообще-то я не пишу белые стихи, но...
Тик-тик-так. Тик-так. Тик-так. У часов шизофрения.
И не спрятать страх постыдный мне за прутьями у клетки.
Я должно быть погибаю, прозябаю, увядаю?
Я должно быть не живая? Из резины? Из стекла?
Я фарфоровая кукла… Я в руках у кукловода…
«Оборви мои веревки», - это мой последний крик!
Ты не слышишь – убегаешь, улетаешь, исчезаешь.
Ты не годен, весь позором ты облит, мой кукловод.
И закат глядит на раму, что не вовремя помыта,
Преломляясь, луч из крови, проходя сквозь две слюды,
Падает, не разбиваясь, прилетает на картину,
На картину нашей жизни, где живые я и ты.
Все идет свободным ходом, все имеет такт и совесть,
Мы кружимся в лапах смерти, в ритме вальса пустоты,
Я и ты живем на ветке дерева из жизни свитом,
Я и ты – позор вселенной, антиподы красоты.
Тик-тик-так. Тик-так. Тик-так. У часов шизофрения.
И не спрятать страх постыдный мне за прутьями у клетки.
Я должно быть погибаю, прозябаю, увядаю?
Я должно быть не живая? Из резины? Из стекла?
Я фарфоровая кукла… Я в руках у кукловода…
«Оборви мои веревки», - это мой последний крик!
Ты не слышишь – убегаешь, улетаешь, исчезаешь.
Ты не годен, весь позором ты облит, мой кукловод.
И закат глядит на раму, что не вовремя помыта,
Преломляясь, луч из крови, проходя сквозь две слюды,
Падает, не разбиваясь, прилетает на картину,
На картину нашей жизни, где живые я и ты.
Все идет свободным ходом, все имеет такт и совесть,
Мы кружимся в лапах смерти, в ритме вальса пустоты,
Я и ты живем на ветке дерева из жизни свитом,
Я и ты – позор вселенной, антиподы красоты.