All we are is dust in the wind
— Мы уже ничего не боимся, правда?
— Да… ничего.
— Ничего.
На самом деле это ложь.
Я всегда боюсь, что однажды проснусь и не найду тебя рядом. Я боюсь пустого и холодного мира, потому что он для меня — это и есть моя смерть. Я похоронена в тоске и тишине своих темных мыслей, когда тебя нет.
Мы делим нашу боль. Возможно ли такое? Спросите у моих губ, ищущих утешения на его коже, спросите у моих рук, однажды сжимавших его так, что на запястьях остались отметины. Или у его губ, поцелуями снимающих мой жар, или у его рук, когда-то удержавших меня здесь.
Мы вместе. Мы очень далеко друг от друга.
И иногда мне кажется, что больше уже ничего не нужно...
— Да… ничего.
— Ничего.
На самом деле это ложь.
Я всегда боюсь, что однажды проснусь и не найду тебя рядом. Я боюсь пустого и холодного мира, потому что он для меня — это и есть моя смерть. Я похоронена в тоске и тишине своих темных мыслей, когда тебя нет.
Мы делим нашу боль. Возможно ли такое? Спросите у моих губ, ищущих утешения на его коже, спросите у моих рук, однажды сжимавших его так, что на запястьях остались отметины. Или у его губ, поцелуями снимающих мой жар, или у его рук, когда-то удержавших меня здесь.
Мы вместе. Мы очень далеко друг от друга.
И иногда мне кажется, что больше уже ничего не нужно...